Этот мир — зыбкий, переменчивый, сотканный из странных правил и несбывшихся шагов. Здесь можно потеряться так, чтобы не вернуться, раствориться в траве и тенях, где время течёт иначе, а круги на земле — не просто следы, а границы, за которыми начинаются танцы и ритуалы. Голоса в этом пространстве звучат глухо, будто сквозь слой сна, и только тонкая тетива натягивается с привычным звоном, будто пытаясь удержать порядок среди изменчивых причуд.

Границы между игрой и реальностью размыты: что-то хищное и древнее притаилось в зелени, ожидая своего часа. Рука тянется к серпу, к зеркалу, к верёвке, но выбор уже не имеет значения — круг замкнулся, и правила диктует не человек, а сама ткань пространства. Здесь танец — это борьба, а шаг в сторону — приговор. Кто окажется проворнее, тот и победит, но сама победа не гарантирует выхода. Здесь всё закручено в вечный узор: шаг, всплеск, падение, след, исчезновение.

И всё же сквозь эту зыбкость прорывается что-то почти весёлое — неуместное в этом месте и потому странно уместное. Как детская шалость, как насмешка над серьёзностью древних законов. Может, это и есть единственный способ пройти через это пространство — смеясь, отказываясь играть по навязанным правилам. Но можно ли смеяться вечно, если солнце уже спуталось с луной, а травы вплели в себя тишину?

В венке причуд, 
недалеко от дома, 
мы потерялись, 
чтобы никогда 
не выйти к людям. 

В тишине зелёной
шептало солнце, 
но мы не слушали, 
спустились в сумрачный 
овраг и там пропали.

И время потекло  
совсем иначе:  
в хвощах прозрачный  
ящер медленно  
водил спирали,  
вытаптывая круг  
для новых танцев.

В ногах дрожало -  
танец жаждал 
воплотиться.  
Кто перетанцует -  
тот и съест.

Но ты достала  
серп и зеркало,  
а я — верёвку  
и спички ...

что было 
совершенно 
не спортивным 
до обеда нас 
не допустили 
разжаловав 
до травоядных