Пластичность времени с точки зрения магии восприятия

Изучая классиков пикториализма, а так-же контекст в котором они жили и творили, я задумался о том, что сейчас спустя примерно 120 лет мы не можем понять, что именно чествовали первые зрители этих работ. Фактически пикториализм превратился в мертвый язык чужих, который мы в 21 веке интерпретируем косвенно, в силу своей начитанности.

Пикториализм близкая мне тема, поэтому привел ее в качестве примера; но проблема шире от интерпретации библейских текстов до вкуса бабушкиных пирожков из детства.

я перечислю некоторые темы с которыми работал:

Найденное -потерянное

Найденные негативы обладают ценностью как документ эпохи, но в глубине своего творчества я стараюсь избегать документальности. В 2018-19 годах мне в руки попало несколько десятков не проявленных пленок датированных концом 80х началом 90х, пленки были из разных источников. Я обладаю достаточными знаниями чтобы качественно их проявить и визуализировать, а из полученных изображений был собран сюрреалистический проект, разбавленный моими изображениями снятыми на пленки тех же лет производства.

украденное из детства

В возрасте 12-14 лет у меня возникали художественные идеи, реализовать которые тогда у меня не было ресурсов Одна из тем была рисунки на обнаженном теле, которую я реализовал частично по памяти, частично по эскизам тех лет в 2018-21 годах.

сингулярность (проекты: планы на 22 год, черный бублик)

Технологическая сингулярность определяется, как неуправляемое и необратимое развитие технологического прогресса.

Мир столкнулся с первой волной(?) сингулярности во время ковида когда в оборот запускались не непроверенные лекарства и недостаточно тестированные вакцины, чего в другое время не допустили бы государственные регуляторы; потому, что как после оказывалось, большая часть средств не обладала доказанной эффективностью. Следующей волной, наверное, можно считать военные конфликты в Европе последних 5ти лет и развитие беспилотных дронов. А скоро нас накроет какая-нибудь жуть связанная с искусственным интеллектом.

современный человек в мире пересекшем сингулярность оказывается столь же беззащитен перед будущем как и герои Декамерона. И не имея способов понять этот мир вернется к практике гадания. (мне это тоже не нравится, но предложите лучший вариант!)

От эманации до транглюкации — 2018-21

Работа со зрительским восприятием

В начале свой деятельности я взял в основу своих работ фотографию, так как она позволяет сосредоточится на воспринимаемом не тратя слишком внимания на технику. Но анализируя зрительскую реакцию на свои работы понял, что темы с которыми я работаю, и их визуализации, слишком сложные для «потребительского» взгляда «среднего зрителя с улицы». Я воспринял это как вызов: создать упрощенные произведения для упрощённых людей, при этом не потеряв себя, свое присутствие в этих работах, что оказалось не так-то просто.

Я использовал загрубление при печати. При пересъёмке репродуцировании, при печати в аналоге в технике lith print, в гибридном процессе, процессы печати на солях железа: цианотипия и калитипия; от процессов на солях хрома я отказался в силу их токсичности; в цифре печать на бумагах с довольно сильным растискиванием или добавляя заметную «пикселизхацию». В целом у меня нет предубеждения против «альтернативных» методов печати, но они дают «не мою картинку» разбавляя авторский замысел до приемлемых концентраций.

Меня учили что худший «грех» в искусстве, это ложная многозначительность — изображения и тексты за которыми ничего не стоит, форма не соответствующая содержанию. в 2021 году я собрал проект «то что нельзя» состоявший из бессмысленных работ снятых с мультиэкспозицией — во многом случайный результат, работы были напечатанные форматом 1×1м .

Использование альтернативных техник печати создает иллюзию «ручной работы» или «старинной фотографии», что помогает основному сюжетному наполнению пробиться через интеллектуальную защиту не подготовленного зрителя и вызвать вне интеллектуальную реакцию.

Формальный короткий текст

Отталкиваясь от чувства, через изображение я показываю, минуя слова, каким может быть мир. Это сродни визионерскому опыту, попытка поймать в плоскости фотографии то что «немо в языке».

Язык предназначен для выражения и описания, будучи ограничен словарем и синтаксисом оказывается беспомощным, когда дело касается скрытого и невыразимого. Я работаю (или пытаюсь работать) с тем, что, сложно поддается описанию.

Я не разделяю цифру и пленку, форматы и носители. В ряде случаев лучшая камера — та, что меньше весит, или ее не жалко утопить, или та на которую ставится оптика которой снята предыдущая часть проекта. В своей работе много внимания уделяю рисунку оптики, и соответственно использую камеру того формата которого требует оптика.

Написанное чуть более человеческим языком

Я художник, фотография для меня только техническое средство, инструмент. Инструмент фиксации состояний, фиксации того, что дается только мельком, и не выносит пристального внимания… как искусство карманной кражи… как попытки фотографировать во время спиритических сеансов

Я не спирит, но из школьной программы знаю, что духи показывать себя только для того чтобы поймать внимание свидетеля и не дать обернуться. Интересующее меня происходит всегда за спиной.

Я всячески пытаюсь отмежеваться от документальности. Даже если в мои фотографические ловушки окажутся пойманы феи, хочу чтобы зритель имел возможность «не верить», а духи могли ускользнуть туда, куда они обычно ускользают, не будучи пойманными.

Мистический реализм не навязывает, позволяя зрителю самому решать что реально, и сколько голов у дракона в небесах. Сам я настолько заигрался, что уже не различаю сказку и реальность. В свете мистического реализма вопрос «где это снято» не корректен для моих работ.

(большинства мох работ… как сноска… не отказываю себе в праве снимать и документ)

Когда я говорю о пейзажах, то имею в виду те пространства, которые возникают в грезах. Меня интересуют «внутренние пейзажи» и, может быть их проекции на какие-то реально существующие «объекты природной среды».

Поэтому мои работы стоит воспринимать скорее, как художественно-философский вымысел, нежели объективное описание явлений реальности.

Про технику:

Я не разделяю цифру и пленку, форматы и носители. В ряде случаев лучшая камера — та, что меньше весит, или ее не жалко утопить, или та на которую ставится оптика которой снята предыдущая часть проекта. В своей работе много внимания уделяю рисунку оптики, и соответственно использую камеру того формата которого требует оптика.

При съемке и обработке изображений я использую личные разработки и методики, использую проприетарную технику и методики как цифровые так и аналоговые. Некоторые проекты снимаю специально сконструированной для них оптикой, которую демонтирую после того как проект закончен. Несовершенная оптика позволяет мне работать с формой: скрывать частности, и выявлять главное.

Основной способ печати:архивная пигментная печать. При том что печатаю только сам, при полном контроле процесса. Я разделяю «искусство печати» и «искусство фотографии», стараясь не делать из «искусства печати» кумира.

Субъективные место и время

время в которое снята фотография важно, как фиксация момента личной «не анизотропности» времени, того свойства времени которое влияет на «внутренние ландшафты». При этом место съемки, в географическом или топонимическом плане, для меня (для восприятия работ) не имеют смысла.

Мои работы больше внутри нежели снаружи и для их раскрытия требуется некое «напряженное созерцание» в чистоте и тишине, в «правильном» месте.

Если же говорить о просмотре работ, о тех произведениях в которых поймано состояние, то для «раскрытия» пойманного пространства важно место и время в которые работы показываются. Это чем-то подобно раскрытию вкуса и аромата чая во время чайной церемонии, когда ритуал создает правильный настрой для восприятия тонких вкусовых нюансов. (что-то подобное наверняка справедливо для вина, табака или кофе… пишу о чае как о наиболее близком мне).

Я сын своих родителей, носитель всей тяжести биографии, генеалогии и прочего, того, что отражается в зеркале… я отделяю от себя автора пишущего тексты и показывающие картинки. Подобно Ницше, выставляю перед собой двойника, вымышленного персонажа, без упрека и без эмпатии, не очень приятного в быту. И этот двойник сам отвечает об истоках творчества:

Большинство текстов надо воспринимать исключительно как художественно-философский вымысел. Тоже и с фотографиями, двойнику-автору интересен импульс к творчеству приходящий из бесконечности, но не то, что изображено на картинке, не сама фотография, которая подобна свету мертвой звезды. Документальность и документальная, и фотография ему просто отвратительна.

Ощущать импульс … если существует некая организующая сила во вселенной то искать её надо именно на том конце луча, там, откуда приходит команда, побуждающая к действию, слабая команда, мой лирический герой ищет на том конце свободу воли.

Мой вымышленный персонаж пребывает в плену философских концепций идеалистического толка, что, естественно, резко снижает ценность его художественного таланта. Полдень железного века, не оставляет места идеалистическим концепциям. Свет Кали-юги сметает все что не было крепко привязано или приколочено к небесам. Мой вымышленный персонаж это мостик с небес на землю.

Джалаладдин Руми сказал:

на что мой лирический герой ответил:

о фотографии и только фотографии

Картинки, которые показываю, создавались скорее, как инструменты для путешествий к “субъективному неведомому”, или объекты “заряженные” определенными состояниями. Изображение становится живым, воплощаясь в виде бумажного отпечатка, который (вне зависимости от техники печати) подобен книге.

К сожалению, с рождения, фотография больна документальностью, один из способов обойти это родовое ограничение фотографической техники: “оптический пикториализм”. Часть моих работ вполне пикториальны по форме. В попытке уйти от документальности, фотографы древности пытались подражать живописи (пикториализм), тем самым делая направление вторичным, подчиненным. Я декларирую свое размежевание с пикториализмом, причисляя свои работы к “обскуреализму” (obscurealism) или если серьезный тон неуместен к “мутнореализму”.на что мой лирический герой ответил: